|
|
 |
| ------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ Главная Карта сайта English | |
|
Семинары, выставки и конференции Полезные ссылки
|
Почему у монахов счастливые лица?
Первый раз в монастыре я оказалась в 1998 году. Это была Нилово-Столобенская пустынь, что на острове Столобное озера Селигер, куда для отдыхающих турбазы была организована экскурсия. К тому времени я уже ходила в церковь, несколько раз исповедовалась и причащалась, но все же была еще настолько невоцерковленным человеком, что поехала в монастырь в брюках и без платка, и не знала что такое мощи. В Ниловой пустыни покоятся мощи преп. Нила Столобенского. Там я купила книжку с описанием жития этого святого и акафистом ему. Приехав вечером на турбазу, прочитала житие и акафист… и пошла в бар водку пить и на дискотеку. Так вот начиналась моя духовная жизнь. Монастырь, однако, произвел на меня сильное впечатление. Во-первых, поразило то, что у его обитателей были удивительно счастливые лица. Таких счастливых лиц я в жизни давно не видела. Хотя до этого работала в магазине, куда заходили богатые, благополучные покупатели, но их лица все же такими счастливыми не выглядели. Тем более нельзя было назвать счастливыми лица наркоманов, которые тоже часто заходили в магазин, и которые, казалось бы, свой «кайф» нашли, но их лица были, пожалуй, самыми несчастными. А у первого насельника монастыря, которого я увидела, было такое сияющее беззаботное лицо! Он улыбался и приветливо отвечал на наши вопросы. Еще один насельник (не знаю, кто он – послушник ли, инок) – молодой человек в черном рабочем халате, обратился к нам с небольшой речью перед тем, как мы поднимались на колокольню, - он объяснял как там надо себя вести и что-то еще. Говорил он тихо, но от этого хрупкого человека исходила какая-то сила, энергия. Мне тогда стало интересно: что же такое происходит в монастырях, - откуда они берут эту силу, и почему у них такие счастливые лица? И тогда на экскурсии я решила, что когда вернусь с турбазы домой, то обязательно поеду в какой-нибудь монастырь поработать. Тем более что из магазина меня незадолго до этого уволили, на другой работе отпуск продолжался до конца лета, деньги кончились, а отдохнуть еще хотелось, поэтому ничего не оставалось, как ехать в монастырь, поработать там за еду и проживание - руководствуясь принципом, что лучший отдых - это смена деятельности. Информацию о возможности такой поездки я нашла в журнале «Досуг», где среди рекламы фильмов, спектаклей и разных других московских развлечений была и заметка о молодежной организации «Реставрос», которая организует помощь в восстановлении храмов и монастырей. В «Реставросе» мне подсказали, куда можно поехать и к кому обратиться за благословением. Я взяла письменное благословение, т.е. разрешение на пребывание в монастыре в течение двух недель и собрала свой рюкзак. Час на электричке, полчаса на автобусе, три километра пешком, и вот я на подворье одного из женских монастырей. В день приезда был праздник Ильи Пророка, в храме шла служба, и попросили подождать, пока освободится старшая по подворью, чтобы меня встретить и разместить. С рюкзаком я вышла во двор храма, и вижу такую картину: во дворе на веревке висят грязные засаленные штаны и такие же засаленные, грязные и рваные полотенца, под этими штанами и полотенцами на лавочке сидят какие-то мужики, причем нерусские – смеются, плюются, ругаются и разговаривают на своем непонятном языке. Я думаю: «Куда я попала?!» Служба закончилась, меня покормили и разместили. Поселили в двухместную комнату двухэтажного деревянного дома, где жили насельницы монастыря и другие такие же, как я паломницы. Интересно было сравнение этой комнаты с той, что была на турбазе. Если в комнате турбазы, тоже двухместной, бал шкаф без дверец, окно с треснувшим стеклом, стол на трех ножках, а с полтолка свисала одинокая лампочка, то в монастырской келье был шкаф купе, стол на четырех ножках, полки для книг, красивая люстра, ночные лампы и палас на полу. Я и не ожидала такой уютной обстановки. Вообще все было не так, как я себе представляла. Вот, все что я думала и представляла себе о монастырях, – все оказалось совсем не так! Я думала, побуду в тишине сельской местности, - а на даче по соседству с утра до вечера играла громкая музыка. Думала, что в женском монастыре могут жить только женщины, но там находились и мужчины: временные рабочие и паломники. Те, что тогда плевались и смеялись, оказались тоже рабочими - то ли из Туркмении, то ли из Таджикистана, они еще и мусульмане были. В своем доме с семьей жил батюшка – настоятель храма. А в подвальном помещении трапезной приютился убогий дяденька по имени Бамбук. Он был умственно больной, делать почти ничего не мог, только совсем простую работу, например, помои выносил и в храме немного помогал. Когда приходил в трапезную поесть, то говорил все время только одно слово: «бамбук, бамбук», так его и прозвали Бамбук. Мужчины питались за отдельным столом и в отдельное время, жили также в отдельном помещении, в здании, где находится трапезная. Нас паломников было человек восемь-десять, все приезжали и уезжали в разное время. Монашек как таковых на подворье не было вообще, из постоянных насельниц жили только инокиня – старшая по подворью, послушница, трудница и еще одна женщина, которая непонятно как там оказалась. Таким образом, всего на подворье находилось примерно человек двадцать. Прежде всего, я постаралась выяснить какие там порядки и как следует себя вести, к кому как обращаться. Мне сказали, что обращаться надо ко всем на «ты» (в других монастырях может быть и по-другому), потому что «все мы братья и сестры во Христе». Вместо «спасибо» там говорили «спаси, Господи», на что следовало отвечать «во славу Божию». На все надо было брать благословение (то есть разрешение). И еще меня предупредили, что если что не нравится, то лучше сразу сказать, «а то потом накопится и прорвет». Это совет хороший, я им пользовалась и там, и сейчас пользуюсь в обычной жизни. Действительно, если что не так, лучше сразу спокойно сказать, чем копить все в себе. Да, и еще мне тогда сказали, что я «не воцерковленная», это меня задело, потому что я все-таки в храм иногда ходила, причащалась, «Закон Божий», Евангелие и даже всю Библию прочитала, как это так – «не воцерковленная»?! Воцерковление мое началось с работы в трапезной – так в монастыре кухня называется. Причем назначили «главным поваром». Выглядело это следующим образом: мне показали где какие продукты лежат, где находится посуда, кастрюли и сказали в какое время должны быть готовы завтрак, обед и ужин, - человек на 20. Был там еще и полдник, но это только чай разогреть. Дали мне помощницу, тоже паломницу, ее звали Аня, нас в одну комнату поселили. Готовить она почти не умела, поэтому делала в основном все я, а она посуду мыла. Работа в трапезной – это в монастыре самое тяжелое послушание. Вставать приходится часов в 6 утра, пока приготовишь завтрак, всех накормишь, уберешь, помоешь посуду, тут уже и обед надо начинать готовить, после обеда небольшой перерыв, потом полдник, ужин, после ужина надо кастрюли почистить и всю трапезную помыть, то есть это часов до 10-ти вечера, а потом еще могут попросить почистить картошку и морковку - на следующий день. В общем, через два дня мы с Аней не выдержали и попросили нас сменить. На кухню поставили других паломниц. Первые три дня мне вообще хотелось уехать из монастыря – было очень тяжело, я не высыпалась, да еще за все труды вместо похвалы можно было услышать скорее критику и упреки. Потом мне сказали, что бывает, в первые дни бесы выгоняют людей из монастыря, то есть действительно некоторые уезжали. Но если человек оставался – то уходили бесы. Я осталась. На третий день нас с Аней отправили на поле пропалывать картошку, спросив при этом иронично: «Вы картошку-то от сорняков отличите?» Я говорю: «Отличим», а сама думаю: «Ну, как-нибудь отличим». Пришли на поле: вспоминаю, что кажется, это растение с маленькими белыми цветочками и есть картошка, в общем - отличить удалось. Пропалывать было гораздо легче, чем работать в трапезной. По крайней мере, это не с шести утра и до одинадцати вечера. В основном работы были все сельскохозяйственные, делались после завтрака и до обеда, потом был тихий час и полдник, затем до ужина тоже работали, а после ужина могли попросить еще что-нибудь сделать: полить огород, например, или картошку почистить. Отдельные люди занимались скотиной и курятником, у них был свой режим работы. Тот, кто доил коров, вставал раньше всех – часа в четыре. (На подворье было несколько коров и курятник). Можно сказать, что весь день с утра до вечера был посвящен добыванию еды. То есть эту еду надо было или пропалывать, или поливать, или удобрять, или собирать, или готовить. Или мешки надо было штопать, в которых тоже хранится еда. Очень напоминало трудовой пионерский лагерь. Все время ты чем-то занят, находишься среди людей, соскучиться не дадут. Мы паломники между собой много общались, говорили и на духовные темы и о жизни вообще. Люди были разного возраста – от детей до предпенсионного. С Аней – моей соседкой по комнате мы подружились и потом ездили еще два раза в другие монастыри от той же организации «Реставрос». Кроме работы, в монастыре бала, конечно, и молитва – утреннее и вечернее правило. Правила длились примерно час и включали в себя соответственно утренние или вечерние молитвы, чтение Евангелия, Псалтири, других молитв, утром всегда читался акафист. На утреннее правило, которое было перед завтраком и начиналось в семь утра, вставать было лень, а на вечернее я почти всегда ходила. Правила мне эти понравились. Мы собирались в уютной комнате: в углу иконы, лампадка горит, молитвы читают, нам паломникам тоже давали почитать. Мне это так понравилось, что приехав домой, я тоже по вечерам стала читать молитвы и Евангелие, не целый час, конечно, минут пятнадцать. Днем перед обедом в трапезной читали каноны – те, что мы обычно перед причастием читаем. Были, конечно, и службы в храме. Подворье находится в селе, приход там небольшой, поэтому службы были только по выходным. Однако монахи должны молиться постоянно, не только во время службы и правил, все работы они также выполняют с молитвой. Порядки в этом монастыре, по сравнению с другими, в которых мне потом еще довелось побывать, надо сказать, были довольно строгие. В кельях нельзя было держать продукты, в первый же день нас попросили отнести их на кухню, - есть можно было только в трапезной. За территорию монастыря выходить лишний раз не приветствовалось, на это нужно было брать благословение. Без благословения вообще в монастырях делать ничего нельзя. Территория подворья довольно небольшая, кроме храма на ней располагались: дом священника, трапезная, дом для насельниц и паломников, баня и небольшой огород. Все обнесено довольно высоким забором. Очень быстро в таких условиях начинаешь чувствовать замкнутость пространства, становится тесно и хочется за забор. С мужчинами разговаривать тоже было нельзя, только если что-то спросить или сказать по делу. Требования к паломникам были такие же, как и к постоянным насельникам – нам дали прочувствовать монастырскую жизнь. Только посещение молитвенных правил для нас было необязательно. А тех, кто собирается стать монахом за отсутствие на молитве могут и попросить покинуть монастырь. Конечно, я спрашивала – почему люди уходят в монастырь, но поговорив с двумя-тремя людьми, поняла, что спрашивать бесполезно, потому что объяснения эти довольно расплывчатые, говорят что-то вроде того, что они «просто хотят жить такой жизнью», или хотят служить Богу и поэтому уходят из мира, чтобы ничего не мешало служению. Монахами, естественно, становятся не сразу. Вкратце путь такой. Сначала в монастырь принимают в качестве «трудника» (их еще могут называть «нерясофорными послушниками»). Трудником человек проводит в монастыре несколько лет, допустим года три, работает, присматривается к монастырской жизни – подходит ли она ему, присматриваются и к нему – подходит ли он для этой жизни. Затем принимают в послушники (рясофорные) – тогда выдают уже такую черную монашескую одежду. Кстати сказать, эту одежду они только на службу одевают, остальное время носят обычную домашнюю или рабочую одежду. И трудник и послушник еще могут покинуть монастырь, или их могут благословить вернуться к мирской жизни. В качестве послушника человек также проводит в монастыре несколько лет, затем его постригают в иноки. Инок уже дает свои первые обеты, он тоже, если захочет, может уйти из монастыря, но живя в миру, обязан эти обеты соблюдать: целомудрия (безбрачия), послушания (духовнику) и нестяжания – это значит не иметь ничего лишнего, ни одежды, ни других вещей. В иноках тоже проводят несколько лет, и только потом, пройдя все испытания, человек может стать монахом (его постригают в малую схиму), при этом даются все остальные положенные обеты, и покидать монастырь человек уже не должен. Таким образом, прежде чем стать монахом, в монастыре проводят лет, допустим, десять. Цифры эти все очень условны, бывает по-разному. Последний этап монашества – постриг в великую схиму, совершается над тем, кто, как правило, достиг уже довольно преклонного возраста. Схимниками были многие Оптинские старцы. Название «постриг» связано с тем, что во время этого обряда срезается небольшое количество волос с головы. Если монах становится диаконом или священником, то его называют соответственно иеродиаконом или иеромонахом. Обо всем этом мне рассказали на подворье. Две недели, проведенные там, были насыщенны многими событиями и впечатлениями, общением с людьми, и различными работами: довелось и в грядках покопаться, и в храме убраться, картошку в холодном сыром погребе поперебирать, варенье из яблок поварить и туалет почистить. И я поняла, откуда монахи берут эту силу и энергию, и почему у них такие счастливые лица – от смирения. В монастыре со многим приходится смиряться: с тяжелой грязной работой, со строгими порядками, усталостью, с критикой и упреками. Вот показательный случай: рабочие на территории монастыря выкладывали дорожку из плиток. Я шла, и видимо куда-то не туда наступила. Один рабочий на меня заорал. В обычной жизни я бы ему, конечно, ответила: на одно слово – десять. А тут это как-то не принято, и я промолчала. Оказалось, что в таких случаях и приобретаешь силу. Раньше думала, что для того чтобы быть сильной, нужно ответить, дать отпор, так и делала. А тут порядки другие, пришлось менять свою модель поведения, и оказалось что смирение и дает ту самую силу и энергию, которую я заметила тогда у монахов. Первые дни, приехав домой, чувствовала, что от меня тоже какая-то сила исходит: все двери передо мной открывались, люди как-то приветливей стали. Но эта энергия быстро развеялась, дня за три. Ведь я вернулась к своей обычной жизни, где как мне казалось смирению места уже как-то не оставалось. Но жизнь по приезде домой все же изменилась, - я стала по воскресеньям ходить в храм, чаще исповедоваться и причащаться, молитвы и Евангелие читать каждый день и перестала ругаться матом. Хорошо, что такое приобщение к церковной жизни произошло именно в монастыре, потому что все-таки именно там в наибольшей мере сохраняются и соблюдаются традиции православия. И я очень благодарна тем людям, которых там встретила: и тем, кто критиковал и упрекал – они помогли мне увидеть мою гордость, понять как важно смирение; и тем кто рассказывал о духовной жизни, учил молиться; всем паломникам, с которыми было очень интересно общаться. И может быть, от нас паломников было не так много пользы: к сельхоз работам мы не привыкшие и молитвы с запинками читаем, но всем хорошим изменениям, которые произошли в моей духовной жизни, я обязана именно той первой поездке в монастырь. У монахов и у мирян духовная цель одна – спасение своей души, которое невозможно без служения другим людям. В разные времена в разных странах монастыри имели различное значение в обществе, и возможно, приобщение людей к вере, к Церкви, то есть миссионерская деятельность – это одна из важных задач монастырей именно в наше время.
Ольга Ермакова. 7.11.08. Газета «Мир всем» №11-12/71-72, 2008 г.
|
|
©"Центр духовной поддержки православных общин в заключении" |
|
|
|
|
